Я прибыл в Преторию 6 мая 1977 года. Меня встретили, отвезли в гостиницу и сказали, что на следующий день мне надлежит явиться на интервью с представителем вооруженных сил Южно-Африканской Республики (САДФ). Ранним утром я приехал в штаб сухопутных войск. Меня представили майору из военной разведки. Я рассказал свою биографию; затем он меня подробно расспросил о моем опыте и о причинах, заставивших меня перебраться в ЮАР. После чего он спросил, слышал ли я о подразделении, которое называется «Разведывательно-диверсионный отряд»? Я ответил, что никогда. Он пояснил, что это часть специального назначения, аналог британской САС. Может быть, мне было бы интересно пройти туда отбор?
Я, конечно, согласился.
По словам майора, отбор в спецназ состоит из трех этапов. Сначала идет серия психологических и физических тестов и экзаменов. Затем следует собственно отбор. И наконец — специальная подготовка, в ходе которой кандидаты получают навыки, необходимые для участия в специальных операциях.
День клонился к вечеру. Майор сказал мне, что в 9 утра меня заберет машина, пожал мне руку и пожелал удачи.

Вы готовы умереть за Южную Африку?
Машина прибыла ровно в назначенное время, и я поехал в медицинское учреждение. В течение следующих двух часов каждая часть моего тела (именно что каждая) была тщательно исследована, проинспектирована и осмотрена. В итоге доктор вынес вердикт — для своих 24 лет я нахожусь в отличной физической форме. В этот момент я сидел на велотренажере, крутил педали изо всех сил, был опутан проводами, присосками и т.д. — и эти слова для меня прозвучали музыкой. Я обрадовался еще больше, когда мне потом сказали, что на этом этапе отсекаются два из трех кандидатов. Я решил отпраздновать этот маленький успех, угостив себя обедом в небольшом ресторанчике.
Ближе к вечеру меня отправили в другое отделение, где я прошел целую кучу психологических тестов — а закончилось это несколькими интервью с тремя психиатрами.
Заключительное интервью проводил старший врач, которому было лет 45–50, опытный профессионал с кучей ученых степеней. Он допытывался о причинах, заставивших меня приехать в ЮАР, и затем задал самый, по его мнению, важный вопрос, готов ли я умереть за Южную Африку?
Я ответил, что у меня нет никакого желания умирать за кого бы то ни было, но я вполне готов рискнуть своей жизнью за ЮАР.
И снова я удостоился мимолетной улыбки.
Интервью закончились, я сел в машину и поехал в гостиницу. По пути шофер сообщил мне, что на следующий день мне предстоит беседа с командующим частями специального назначения. Результаты медицинского обследования и тестов ему перешлют утром, и если меня сочтут подходящим кандидатом на отбор в спецназ, то машина меня заберет из гостиницы в 13.30.

Генерал Лутц
Утром машина ждала меня у гостиницы. Я прекрасно понимал, что судьба висит на волоске. Я знал, что физически я в прекрасной форме, но вот что эти психологи написали обо мне по результатам собеседований — я, естественно, не имел ни малейшего понятия.
Встретил меня все тот же майор из военной разведки — тот, с которым я беседовал в самый первый раз. Он поприветствовал меня улыбкой и пожал мне руку. Я расценил это как добрый знак. Он сказал, что генерал уже ждет меня. Мы прошли по длинному коридору, мимо вооруженного часового, и затем майор без лишних формальностей направил меня в неприметную комнату, без таблички на двери. За столом сидел седовласый человек примерно 65–70 лет с властным и волевым лицом. Он взглянул на меня своими серо-стальными глазами (которые, казалось, пронзили меня насквозь) — впечатление на меня он произвел мгновенно. Это и был генерал Лутц: официально — вышедший в отставку офицер запаса, неофициально — начальник всех специальных операций САДФ.

Я непроизвольно встал по стойке «смирно». Он также встал из-за стола и улыбнулся. Росту мы с ним примерно были одного, но он слегка сутулился, посему казался ниже. Я протянул ему правую руку, не сообразив, что он протягивает для пожатия левую. Спустя мгновение, я сообразил, что его правая рука висит безжизненно вдоль тела. Я довольно неловко пожал его левую руку своей правой — он кивнул, как будто я только что сдал очередной тест. Меня пригласили присесть; майор начал беседу.
Он сообщил, что меня сочли исключительно подходящим кандидатом для войск специального назначения. При этом майор пояснил, что я несколько старше, чем большинство кандидатов в спецназ, но гораздо опытнее. Он также сказал, что я показал отличные результаты психологических тестов, но мне не могут присвоить высокое звание сразу, так как это может создать проблемы с сослуживцами. Проще говоря, меня могут с трудом принять в свои ряды. Поэтому мне предложили начать с капрала — через два года я вполне могу получить сержанта. Я согласился.
Он предложил мне на выбор два варианта: приступить к отбору 17-го числа этого месяца или спустя четыре месяца. Я, естественно, выбрал первый вариант.
Генерал воспринял это с одобрением. И пояснил мне, что обычно процесс поступления и сбора всех необходимых бумаг занимает у кандидата две недели. В моем случае он сократится до двух дней.

Стремительные перемены
Майор вручил мне документ на африкаанс, с подписью и печатью. Следующие два дня прошли как в лихорадке. Мой шофер метался по военной базе в Претории в служебной машине генерала Лутца из одного конца в другой. Везде стояли очереди из призывников, которые получали свое снаряжение. Мы обычно шли в начало очереди, предъявляли документ, подписанный генералом, и мгновенно получали все, что мне было необходимо. Только один раз мы столкнулись с проблемой — когда я получал личные документы. Но и она быстро решилась после личного звонка генерала штаб-сержанту, ответственному за оформление этих бумаг.
Через два часа я получил на руки полный комплект документов. Наконец, 12 мая 1977 года я принял присягу и стал полноправным военнослужащим вооруженных сил Южной Африки. Уже на следующий день я сидел в поезде, направляющемся в Дурбан, на базу спецназа. Там нас (мою жену Пэт, наших близнецов Гарри и Кристофера и меня) встретил шофер на джипе и отвез в гостиницу. Мне сказали, что 17 мая ровно в 7 утра меня подберет джип и привезет на базу. Я едва успел устроить жену и детей и рассортировать свое снаряжение. Как и было сказано, ровно в означенное время появилась машина, и я убыл в штаб войск специального назначения в Блаффе, там же в Дурбане.

Условия
Лагерь просто кишел людьми. Всего на отбор в спецназ было приглашено 410 кандидатов, большей частью призывников. Главной проблемой оказалось мое незнание африкаанс — я безуспешно пытался объяснить инструкторам кто я такой, и откуда я прибыл, но в итоге все устроилось. Мне сказали, что сегодня день, посвященный разным административным вопросам, а ближе к полуночи нас отвезут в Зулуленд, где и будет проходить отбор.
Мы позавтракали в столовой для нижних чинов. Утро прошло в присвоении каждому индивидуального номера и распределении по взводам. Вечером нам раздали снаряжение: рюкзаки, наплечную амуницию, винтовки и по два ящика для мин к 60-мм миномету, выкрашенных красным. Ящики были наполнены цементом. Мы обязаны были постоянно таскать их на себе — если курсант не мог представить их по первому требованию инструктора, он автоматически отчислялся. Общий вес ящиков, как я прикинул, равнялся 20 фунтам, ну а все вместе снаряжение весило фунтов под 50, не считая воды и продовольствия. Оружием были штурмовые винтовки R4, южноафриканская версия бельгийской FN. Если курсанта заставали с нечищеной винтовкой или же она находилась от него далее чем на расстоянии вытянутой руки, то и это служило основанием для моментального отчисления.
К пяти часам вечера я привел все это новое для меня снаряжение в относительный порядок и направился в столовую, на ужин. Я еще не ведал, что этот ужин станет моим последним нормальным приемом пищи на ближайший месяц.

РДО и порядок отбора
Подобно другим частям специального назначения РДО разработал методику отбора, исходя из своего боевого опыта. Часть была сформирована в 1970 году подполковником Брейтенбахом — человеком-легендой армии ЮАР. Интересно, что его брат получил известность как сторонник АНК.
Брейтенбах отобрал одного офицера и пять сержантов из числа парашютистов и начал их готовить. Сначала они прошли отбор в родезийскую САС, после чего участвовали в боевых операциях в Мозамбике. Часть постепенно расширялась. В основном спецназовцев задействовали в Анголе и Замбии, где они работали против террористов из СВАПО. Спецназовцам приходилось проводить долгие недели в буше, практически без всякой поддержки авиации, и воевать с хорошо вооруженным и отлично дисциплинированным противником. Для выполнения таких задач требовались бойцы в отличной физической форме, способные совершать переходы с тяжелым грузом на дальние дистанции, умеющие выживать в буше без еды и воды и действовать в составе небольших групп, не привлекая внимания.
Опыт, полученный спецназом в Анголе, продемонстрировал, что если небольшая группа людей, работающая в тылу врага, сталкивается с превосходящими силами противника — то, действуя агрессивно и подавляя противника огневой мощью, эта группа может добиться выдающихся результатов. Таким образом, агрессия — это было качество, которое высоко ценилось в спецназе ЮАР.
Первая фаза отбора была, по сути, «адской неделей», предназначенной для того, чтобы сломать тех, кто по физическим или моральным качествам не подходил к этой службе.

Вторая фаза, длившаяся две недели, была рассчитана на проверку выносливости и умение работать в группе, когда кандидаты показывали инструкторам свои навыки выслеживания, способность выполнять специальные задачи и проходить длинные дистанции в составе группы из шести человек.
Третья фаза называлась «неделя одиночества». Прошедшие первые два этапа перебрасывались на полосу Каприви в Юго-Западной Африке (на передовую базу РДО), где держали суровый экзамен на способность работать, ориентироваться в пустыне и уметь себя мотивировать — в одиночку.

Испытания начались
На рассвете 18 мая 1977 мы приехали на старт нашего маршрута. Когда мы выгрузились из машин, нам приказали построиться в шеренгу по трое и оставить на месте все, что мы не можем нести с собой. Первая фаза отбора в спецназ началась.
Инструкторы, числом около 20, несколько раз обошли строй, проверяя винтовки и рюкзаки курсантов, ну и, естественно, эти чертовы ящики для мин с цементом. Удовлетворенные осмотром, они отправили грузовики обратно. Мы стояли на широкой проселочной дороге. Майор Хенни Блаув, старший офицер, обратился к нам с небольшой речью, суть которой сводилась к тому, чтобы мы шагали до тех пор, пока нам не скажут остановиться. После чего он махнул рукой в западном направлении, завел машину и уехал.
Я повернулся и пошагал на запад. Краем глаза я отметил заинтересованную реакцию сотоварищей по курсу. Все они были моложе меня — кому-то было двадцать лет, кому-то и вовсе восемнадцать. Большинство кандидатов составляли военнослужащие национальной службы (в ЮАР есть также и гражданская — после того, как человек отслужит обязательный срок, он переходит в запас и раз в год обязан провести время на месячных сборах). И естественно, они привыкли к тому, что над ними постоянно есть кто-то, кто их понуждает, заставляет и т.?д. И, лишившись в этой ситуации такого надзора, часть из них занялась своим делом — кто-то начал перепаковываться, кто-то решил приготовить себе завтрак. Всего начали движение только человек тридцать.
Поначалу двигаться был исключительно приятно. Утро было прохладным и я, пошагав, перешел на привычный десантный шаг, принятый у нас в английских парашютных частях — это позволяло при минимальных усилиях покрывать максимум расстояния. Вскоре я выбился в лидеры. Солнце поднималось над горизонтом все выше и выше — жара усиливалась, вытягивая из меня энергию и заставляя замедлять шаг. Время от времени мимо нас проносился джип с инструкторами, кричавшими что-то на африкаанс. Я улыбался, кивал, но старался не обращать на них внимания.
В середине дня я остановился на вершине какого-то холма для привала. Сварганив себе примитивную похлебку и с аппетитом съев ее, я попил воды и посмотрел назад, на дорогу. Курсанты растянулись на многие мили, большинство шагало по двое или по трое, кто-то в одиночку. Я перепаковался и продолжил свой путь. Тепловой эффект начал серьезно на меня действовать — я истребил содержимое двух из трех бутылок с водой, а обезвоживание по такой жаре представляло серьезную опасность. Так что я урезал себе водяной паек до двух глотков в час.
Наступил вечер. Конца дороге не было видно. Не было также никаких пунктов проверки, указателей — просто бесконечный путь и все. Но, по крайней мере, жара спала. Воды в бутылке у меня оставалось на четверть, и я понятия не имел, сколько мне еще шагать. В 6 часов я сделал еще один перерыв. Поскольку на мне были новые ботинки, то ноги превратились в нечто ужасное. Лямки рюкзака врезались мне в плечи, а внутренняя поверхность бедер была сильно натерта. Но более всего меня беспокоило то, что у меня практически закончилась вода. Я сварил еще чуть-чуть похлебки, допил воду и пошагал. Начинало темнеть.
Тьма, как это и бывает, упала внезапно — я плелся по дороге в полной темноте, напевая про себя разные песни. К 9 вечера я посчитал, что шагаю уже 14 часов, из них три часа без воды и в общей сложности прошагал около 60 миль. Местность была в принципе ровной, порой только попадались невысокие холмы. Как говаривали у нас в парашютистах, «я держался за стропы». Каждая кость в теле ныла, бедра горели от мозолей, в рот как будто напихали горелых покрышек. Я решил, что пройду еще час, и если не найду точки рандеву, то завалюсь спать.
Часов в 10 я услышал шум прибоя, и это каким-то образом придало мне силы. Повернув за поворот, я в буквальном смысле наткнулся на огромного человека в майке РДО и шортах. Он заговорил со мной на африкаанс — я ответил по-английски, назвав имя и звание. Он внимательно посмотрел на меня и указал на тропу, отходившую от дороги. Проследовав по ней, я очутился на поляне, где стояло две больших палатки. Навстречу вышел еще один гигант, более 6 футов ростом с роскошной рыжей бородой. Выяснив, что я не владею африкаанс, он сказал мне наполнить бутылки водой из ключа на краю поляны и ждать остальных. Наполняя бутылки, я все же ухитрился сделать пару больших глотков.
Минут через пять ко мне подошел еще один инструктор и поинтересовался, есть ли у меня какие-нибудь проблемы со здоровьем. Я встал и показал ему потертости на бедрах. Он скривился, подозвал еще нескольких инструкторов, и они начали горячо спорить о чем-то на африкаанс. (Позже я узнал, что они спорили, как долго я продержусь). В итоге он заклеил мне потертости пластырем, отчего я почувствовал колоссальное облегчение.

Меня разбудили пинком по ребрам
Такая долгая прогулка меня измотала, и я, предоставленный сам себе, задремал. Часа через три меня разбудили пинком по ребрам. На поляне было полно кадетов, некоторые только-только подошли. Нас построили в шеренгу по трое и минут десять изощренно оскорбляли, называя самой тупой бандой неудачников, абсолютно непригодной для службы в РДО. Разделив нас на группы по 8 человек, устроили 40-минутную физподготовку с оружием.
После чего майор Блаув популярно нам объяснил, что мы совершенно не годимся для того, чтобы служить в спецназе ЮАР.?Может, кто хочет бросить? Претензий не будет. Около 20 человек немедленно вышли из строя. Им приказали отойти в сторону. Остальных опять сформировали в группы по 8 человек и отвели на край поляны. Там лежало полсотни бревен, каждое размером с телеграфный столб. Все группы получили по бревну, и подчиняясь приказам инструкторов, мы побежали за ними, неся эти чертовы бревна на плечах. Метров через 400 мы остановились. В темноте перед нами высился довольно большой холм.
Нам приказали забежать с бревнами на холм, затем повернуть налево, на пляж, а оттуда вернуться обратно в лагерь.
Мы начали подъем. Мягко скажем, это было нелегко. Дело было не в том, что холм был крутой, хотя и это тоже. И не в том, что мы были до предела вымотаны, а рюкзаки и винтовки висели на нас неподъемным грузом, хотя, конечно, и это играло роль. Все дело было в буше. Холм был покрыт густым подлеском, через который было невозможно продраться. После часа усилий мы едва одолели половину подъема. Напряжение росло, пара команд плюнула и сдалась. И тут нам повезло. В темноте мы случайно наткнулись на узкую, но вполне пригодную тропинку. Еще через час мы перевалили через гребень холма. Отметившись на пляже, мы пришли в лагерь около 4 утра. Нам дали еще сорок минут физподготовки с оружием, после чего разрешили поспать. Я был настолько вымотан, что едва сумел развернуть свой спальный мешок. А уж твердые грани моего снаряжения и вовсе показались мне мягчайшей подушкой.

День третий. Крокодилы
Разбудили нас крики инструкторов в 8 утра. Я дважды проверил свои часы — да нет, шли правильно. Но я мог бы поклясться на стопке Библий, что я спал не более мгновения, только голову приклонил — и на тебе. Мы опять построились в три шеренги. Инструкторы поинтересовались, не желает ли кто покинуть курс, — из строя тут же вышло еще 20 человек. Я прикинул, что к этому времени нас осталось около двух сотен кандидатов — а ведь курс длился пока что всего 48 часов. Те же сто, кто не могли выдержать испытаний, были отправлены назад в свои части. Нам приказали позавтракать и к 9 быть готовыми к очередной порции физподготовки. Форма одежды — футболка, шорты, ботинки и наплечная амуниция.
Прибыв на пляж, мы занялись упражнением с мешками с песком. Каждый кандидат наполнил песком свой мешок, и в течение двух часов мы бегали с ними на плечах туда-сюда по пляжу, забегая по пояс в воду и выходя обратно. Затем нам приказали свалить их у полосы прибоя и бегом направиться в лагерь. Там нам дали насладиться сорокаминутным перерывом.
После чего мы построились, переодевшись в «хэбэ». Нас разделили в группы по 20 человек, и мы опять побежали. После мешков с песком, простой бег воспринимался с наслаждением, нечто вроде прогулки в парке. Мы бежали по густому кустарнику и минут через 30 прибыли к большому озеру. Над одной его частью был натянут канат, длиной метров в 100. Я внимательно посмотрел на воду — в ней плавали какие-то тварюги с зубами. Это были крокодилы. В моем списке того, чего я более всего боюсь, крокодилы занимают почетное первое место.
Инструкторы рассредоточились по берегу и открыли огонь по этим созданиям. Стрельба велась неприцельная, только для того, чтобы напугать зубастиков. Когда животные в панике исчезли, инструкторы поставили часовых на каждом конце каната и приказали нам раздеться до белья. Упражнение было простым: входишь в воду в точке «А», плывешь или подтягиваешься по канату в воде к точке «Б», выходишь на берег и бегом по тропинке вокруг озера к началу. Выполнять, пока не последует команда «Стой!» 
Поначалу в воду входить было неуютно, несмотря на то, что у входа и выхода стояли вооруженные часовые, следящие за озером. Мы занимались этим упражнением примерно час, после чего отправились в лагерь. Естественно, бегом. Когда я осмотрел свое снаряжение, то обнаружил, что оно подверглось тщательному обыску — еду и воду у всех нас отобрали. Нас проинформировали, что начиная с сегодняшнего дня о нашем пропитании будут заботиться инструкторы — все, что надо нам дадут. Судя по ухмылкам на лицах инструкторов, трехразового питания мы лишились.

…И змеи
Обед представлял собой местную версию сосисок с пюре. После обеда мы занимались физподготовкой с оружием, чередуя ее же с мешками. После ужина нам прочитали лекцию о змеях. Читал ее сержант Мариус Фильюн, тот самый рыжебородый гигант. Специально ради меня ее прочитали не на африкаанс, а по-английски. Нам объяснили, что в округе есть три вида ядовитых змей. Это гадюки, чей яд поражает кровь и ткани, кобры и мамбы (их яд приводит к параличу центральной нервной системы) и древесные змеи (на африкаанс называющиеся boomslang — бумсланг) — от их укуса кровь перестает свертываться. Яд бумсланга настолько опасен, что госпиталь в Йоханнесбурге при подтверждении информации об укусе немедленно отправляет сыворотку по воздуху в любую часть страны. Хотя бумсланг крайне ядовит, но при своевременном введении противоядия у человека есть все шансы пережить укус. Но вот укус мамбы практически всегда смертелен. А черная мамба, сухо заключил сержант, змея крайне агрессивная. Позже я получил возможность убедиться лично, насколько она свирепа.

Нам предоставили пару часов личного времени. Я провел их, пытаясь привести как-то свое тело в порядок. На ногах были мозоли от постоянного бега в сырых ботинках, а на плечах и груди светились синяки от винтовки и мешков с песком. Но в целом после двух дней практически непрерывной физподготовки я был в удовлетворительном состоянии. Спасибо пластырю, потертости на бедрах меня не очень беспокоили.
С наступлением темноты нам приказали быть готовыми выступить в ночной марш с полной нагрузкой. Мне было любопытно, какие еще ужасы приготовили нам инструкторы. Знай я это изначально, возможно бы, и не покинул лагерь.

В центре боли
Нас разбили по десяткам и каждой группе вручили по бревну. Естественно, что мы каждый тащил на себе винтовку, рюкзак и ящик с цементом. И сопровождаемые инструкторами, мы начали марш по пересеченной местности. После десяти минут такого марша каждый мускул в моем теле просто вопил в агонии. Минута растягивалась до пределов вечности. Каждые двадцать минут мы делали остановку, откладывали оружие в сторону и занимались упражнениями с бревном — в унисон перебрасывали его через голову с одного плеча на другое. Затем брали оружие, взваливали это чертово бревно на плечи и опять тащились в неизвестность.
Я уже потерял полную ориентацию во времени и пространстве. Единственное, что я осознавал точно — я нахожусь в самом центре всей боли, которая только существует. Болело все. Судорожно хватая воздух горевшими от напряжения легкими, я постепенно сообразил, что мы опять пришли к озеру. Естественно, в нем плавали те же зубастые твари. Инструкторы привычно постреляли в них и расставили часовых. Нам приказали раздеться до белья. Я был озадачен и, признаться, боялся того, что нам предстоит, хотя и не знал что. В чем смысл этого, подумал я, и тут же понял, что сказал об этом вслух.
Мы пошли в воду, причем я был одним из первых. Я старался не думать о том, что там может скрываться под водой. Плыть я также не пытался — я просто схватился за канат и подтягивался. Думаю, что я поставил какой-нибудь рекорд в преодолении этих ста метров. Выскочив из воды, я рванул к исходной точке. Слава богу, это упражнение мы выполнили только один раз. Мы опять собрались, взвалили на плечо бревно и побежали к лагерю.
Прибыв в лагерь, я узнал, что более 20 человек отказались выполнить это упражнение. Я уже совсем было собирался залезть в свой спальный мешок, когда почувствовал, как меня кто-то похлопал по плечу. Я обернулся и увидел инструктора, рослого приятного парня с иссиня-черными волосами.
Он объяснил мне, зачем нас заставляли плыть в темноте. «Во время войны с Анголой мы как-то отступали от гнавшихся за нами кубинцев и регулярников МПЛА, пытаясь добраться до своих, — рассказал он. — Нас было десять человек, и мы вышли к реке. Двое наших сразу отказались плыть. К счастью, разведчик нашел узкое место, и мы смогли перейти реку вброд. Но фактически мы едва не погибли из-за подобной ситуации. Вот поэтому мы дали вам возможность полюбоваться на крокодилов днем и заставили плыть ночью».
После этого он разрешил мне идти спать.
Примерно через каждые три часа нас будили и заставляли заниматься физподготовкой с оружием и мешками с песком. Во время одного из упражнений, стоя в шеренге, я неожиданно заснул, положив голову на плечо товарища. Инструктор тряханул меня за плечо, спросив, собираюсь ли я продолжать занятия?
— Так точно! — ответил я.
Его глаза сверкнули, и на лице появилась широкая улыбка: 
— Похоже, что ты сможешь дойти до конца. Ты знаешь, когда надо спать.
Остаток недели разнообразием не отличался: упражнения с оружием, упражнения с мешком, пробежки с бревном, ночные пробежки. К концу недели нас осталось около сотни. Началась вторая фаза отбора.

Вторая фаза отбора
Нас разбили на группы по 6 человек — нормальная боевая единица РДО. Лица и руки должны были быть постоянно зачернены камуфляжем. Нам дали координаты первой из расчетных точек, в 60 км, и сказали выдвинуться туда со всей максимальной скоростью. Те, кто приходил на рандеву до того, как истекало время, получал паек, те, кто опаздывал — нет. В течение недели вообще нам давали еды ровно столько, чтобы мы могли двигаться — но не больше.
Не могу сказать, что процесс отбора мне нравился, но вторая фаза в принципе, что называется, легла на душу. Наша группа состояла из обаятельных хулиганов и сорвиголов. Дэйв Прайс и Андре Клоппер были сасовцами из Родезии, майор Питер Шофилд, был 40-летним бывшим британским парашютистом — он проходил отборочный курс перед тем, как стать инструктором ПДД в РДО. Также в группе были два парашютиста из ЮАР, Янни Смит и Дэнни Вильерс. У каждого из нас были какие-то навыки, которыми человек владел лучше других, что позволяло группе действовать эффективнее. Майор Шофилд был прирожденным командиром и отличным штурманом. Дэйв и Эндрю знали буш как свои пять пальцев и могли доставать провиант просто из ниоткуда. Дэнни был великолепным атлетом — он часто уходил далеко вперед с расчетом прибыть на контрольную точку и успеть получить паек на группу. Я умел точно оценивать расстояния — навык, приобретенный мной еще в детстве в горах Уэльса и на равнинах Солсбери. Рассчитав скорость шага, я мог вычислить, сколько пройдет группа за день, полезное умение на территории, где глазу не за что зацепиться. Я также умел просыпаться в любое время, которое себе назначил, так что на мою долю выпадало будить остальных по утрам — учитывая то, как мы выматывались, это было не так-то легко.
Поднимались мы с первыми лучами солнца. Если у нас была какая-то еда — мы ели, но чаше всего сразу же отправлялись в путь. Строгой методы как передвигаться у нас не было. Мы шагали до тех пор, пока кому-то не требовался привал, затем отдыхали и шагали снова. Посреди дня мы перекусывали, и если оставалась еда, то готовили ее на ужин. Ночью мы никогда не шли — невозможно было сориентироваться. Мы собирали дрова, зажигали костер и усаживались вокруг него, рассказывая разные истории. Майор делился с нами опытом радфанской кампании в Адене, я рассказывал про Ольстер, а Дэйв и Андре, прирожденные рассказчики, развлекали нас умопомрачительными историями из жизни в Родезии.
Однажды мы чуть не потеряли Андре. Он рассказывал очередную историю и наклонился, чтобы подкинуть в костер дрова. В это время Янни заорал «стоп!» и посветил фонарем. В паре дюймов от руки Андре сидел самый большой скорпион, которого я когда-либо видел. Как его Янни углядел в темноте — осталось загадкой.
Когда закончилась вторая фаза отбора, то количество курсантов уменьшилось еще на 60 человек. Дэйв и Андре покинули нас, потому что у них возникли проблемы с родезийскими военными властями. Они, оказывается, покинули ряды родезийской САС, не поставив никого в известность. Они находились в ЮАР в отпуске, а в Родезии затеялась какая-то очередная большая операция, в общем, они решили поступить на службу в спецназ ЮАР.?Они и не скрывали, что формально находились в отпуске, но южноафриканская армия, которая испытывала жесточайший дефицит в профессиональных военных, закрыла на это глаза. Но тут уж возмутились родезийцы — командование РСАС заявило, что расценивает их поступок как дезертирство, и пригрозило им тюрьмой. Им сообщили, что они обязаны вернуться в Родезию, официально уволиться из САС и только после этого пройти отбор в СпН ЮАР. Насколько я знаю, они на это наплевали и просто ушли. Майор Шофилд также исчез с курса по причине, мне неизвестной. А передо мной была третья, возможно, самая трудная фаза.

Самая трудная фаза отбора
Она заключалась в проверке индивидуальных качеств кандидата. Нас перебросили самолетом на оперативную базу РДО, на Полосе Каприви (вытянутой в длину территории в Намибии, между Анголой и Ботсваной). Там была только одна крупная река, остальная часть представляла собой полупустыню, покрытую редколесьем. Жара была невыносимая. В первый раз за все время нам назначили сроки прибытия. Если ты не прибывал вовремя в точку рандеву, то отчислялся с курса. Никакие объяснения не принимались. Самым критическим фактором была вода. Находясь в отдалении от реки, если у тебя кончалась вода, в расчетную точку ты мог и не успеть.
Также постоянно присутствовал фактор террористической угрозы — в Замбии были лагеря СВАПО. Мы постоянно ходили вооруженными — по четыре магазина к нашим R4. (Вскоре после того, как отбор закончился, мы узнали, что четверо военнослужащих ВВС ЮАР попали в засаду и были убиты неподалеку от места наших тренировок.)
Нас заставляли передвигаться по маршруту по самой тяжелой жаре. Порой я был близок к обмороку, а обезвоживание усугублялось еще и тем, что от неочищенной воды постоянно расстраивался желудок. Я ковылял от одной точки рандеву до другой, порой едва успевая и еле волоча ноги. Иногда я шел на риск и передвигался ночью по компасу. Однажды я подошел к реке и услышал какие-то звуки. Из темноты появился огромный гиппопотам. Мы уставились друг на друга, потом он презрительно фыркнул, повернулся и исчез. Только тогда я осознал всю опасность, которая мне грозила.
На шестой день моей одиссеи я пришел на рандеву к реке. Я был на грани полного истощения. Даже бутылки с водой, казались мне необычайно тяжелыми. Я решил, что как-нибудь дотяну до следующего рандеву, а потом поверну назад. Когда я собирался уходить, рядом со мной возник инструктор. Он довольно флегматично посоветовал мне наполнить водой все емкости.
Дважды мне не надо было повторять. К следующей точке я пришел ближе к вечеру. Вместо того, чтобы послать обратно к реке, мне сказали пройти вперед в пустыню. До конца дня я шел в буквальном смысле незнамо куда, стараясь держаться реки.
На базе я должен был появиться к следующему утру. Всю ночь я шел, порой засыпая на ходу, и прибыл в контрольную точку перед рассветом.
Три инструктора немедленно на меня набросились и стали осыпать оскорблениями. Вне всякого сомнения, заявили они, я являюсь худшим солдатом, которого они когда-либо видели. В качестве наказания меня заставили выполнять упражнения с ружьем в течение 10 минут. Далее последовал приказ прибыть на следующую точку, в километре отсюда. Мне запретили подойти к реке и наполнить бутылки водой. Может, я желаю бросить курс?
Я молча повернулся и начал взбираться вверх по холму. Этот километр был самым тяжелым в моей жизни. Холм казался мне горой, рюкзак весил тонну. Умей я плакать, я бы разрыдался.

Вот еще один!
Постепенно деревья становились все гуще, и я с радостью почувствовал тень. Идя дальше, за деревьями я заметил контуры строений. Внезапно раздался крик: «Вот еще один!» 
Из палаток и казарм выскочили люди, в черных майках и малиновых беретах РДО. Они выстроились в две шеренги. Когда я шел между ними, они начали хлопать и приветствовать меня. В конце стоял майор Блаув в полной парадной форме. Он протянул мне руку. «Поздравляю, капрал Маккалион,?— сказал он. – Вы прошли отбор в разведывательно-диверсионные отряды армии ЮАР». После чего он вручил мне малиновый берет. Я храню его по сей день.
Стоявшие вокруг спецназовцы разразились радостными криками. Никогда в жизни я не чувствовал такой гордости. Кто-то сунул мне в руку бутылку пива и повел в сторону. Майор Блаув под общий хохот крикнул мне вслед: «Следующая контрольная точка, капрал — это бар!» 
Из 410 кандидатов, бывших в самом начале отбора, только 39 закончили третий этап. За это время я сбросил 18 кг и обрел друзей на всю жизнь. После того как я принял душ и сбрил свою четырехнедельную бороду, я уселся поедать огромный прожаренный стэйк. Обед постоянно прерывался, так как подходили все новые курсанты, прошедшие все этапы. Вечером мы собрались в полковом баре, в уютном оазисе в пустыне, и напились. Для этого нам всем хватило по две бутылки пива.

Автор: Гарри Маккалион

Источник